Этот день обещал быть еще хуже, чем все остальные. Вот уже три дня, как его ссадили с обоза на перевале, отказавшись везти в город, откуда можно было добраться до Стражей. А он-то надеялся, что его путь близится к концу, и скоро он будет спать под постоянной крышей, а сестра в два счета залечит ему ссадины и синяки - она всегда была на это мастерицей. Но нет, главе каравана кто-то нашептал, что никому не известный мальчишка-оборванец вполне может оказаться засланцем местных разбойников, и Эвьйо был безжалостно выдворен из кибитки под слепящее майское солнце и пронзительный горный ветер. Теплая, хоть и потрепанная куртка, которую он прихватил из дома, спасла его от холода сверху, но вот ноги, обутые в тонкие кожаные сапожки степных кочевников, отчаянно мерзли. Впрочем, внизу оказалось теплее - здесь цвели сады, а люди возделывали свои огородики. В первый день ему удалось заработать пол каравая хлеба - для этого он несколько часов чинил изгородь. Молока ему не дали - своих, мол, семеро по лавкам, а коза одна... Эвьйо напился из ручья. Спал он где придется - когда в чужом сарае, а когда и вовсе под открытым небом, завернувшись в старое шерстяное одеяло, латаное, но теплое. Правда, от него уже дурно пахло, но мальчишка побоялся стирать его в речке - что если не высохнет до ночи?
Второй день был щедрее, завтраком его накормила даром какая-то сердобольная крестьянка. Встречая кого-то из взрослых на дороге, Эвьйо сутулился и старался казаться меньше - он уже давно заметил, что к маленьким и щуплым женщины добрее, а дети вызывают больше жалости, чем подростки. А вот входя в деревню, нужно было, наоборот, расправлять плечи и держать голову высоко, но не задирая нос - местная ребетня ревностно следила за пришлым, стоило показаться жалким - и тебя били, слишком заносчивым - тебя опять же били и выставляли из деревни. Эв постепенно нашел золотую середину.
На третий день ему не удалось никуда наняться - почти все спешили на базарный день в Шошты - и путник тоже поплелся туда, подбадриваемый только жалобным урчанием собственного пустого живота. Он не надеялся что-то стянуть - все его попытки краж, даже самых мелких, заканчивались провалами и трепкой. Но у него еще оставалась последняя ценная вещь - заколка от плаща, которую он снял в столице с мертвеца. Эвьйо до сих пор передергивало от этих воспоминаний, но он знал - мертвые не кричат: "Держи вора!", и не гонятся следом. А заколку можно было продать, или, в худшем случае, обменять на еду...
- Откуда у тебя эта вещь, мальчик? Ты можешь не отвечать; просто назови мне цену, а если у заколки есть история, расскажи, и я прибавлю платы.
Эв вздрогнул от неожиданности и неприветливо уставился на остановившегося перед ним человека. Он уже так давно сидел здесь, и никто не обращал на него внимания, что мальчик почти потерял надежду продать свою вещь. Но он быстро сообразил, что перед ним - покупатель, и постарался придать своему лицу как можно более дружелюбное выражение.
- О, добрый господин, эта драгоценность из ларца степных кочевников, и один старец, прежде чем подарить мне ее, поведал мне ее историю... Такую захватывающую и печальную, что негоже ее рассказывать в пыли на окраине сельского рынка. Может быть, мы пойдем куда-нибудь, где я поведаю ее вам за кружкой чего-нибудь теплого? - Эв надеялся выпросить медового напитка или хотя бы молока, чтобы хоть как-то унять выдающий жалобные руллады желудок.

- Хорошо, мальчик. Пойдем в таверну, и за завтраком ты поведаешь мне свою историю. Надеюсь, она того стоит.
При словах "таверна" и "завтрак" Эвьйо воспрял духом. Даже если все же не удастся продать заколку - с голоду он уже не умрет, а если удастся - еще и разживется деньгами. Он торопливо поднялся и как мог быстро последовал за незнакомцем. Слова о прибавке платы в случае, если история вещицы окажется интересной, также не ускользнули от Эва, и пока они шли, он мучительно выдумывал эту самую историю. За основу мальчик решил взять какое-нибудь из сказаний караванщиков, которые перевезли его через степь. Эти люди любили рассказывать сказки и небылицы в пути, под мерный скрип колес повозок. Беда в том, что истории эти по большей части были старыми, отшлифованными, как гладкие камушки, и Эвьйо опасался, что беловолосый покупатель мог уже слышать их. Значит, нужно было слепить несколько в одну, и еще добавить что-нибудь от себя... Паренек задумался так глубоко, что налетел на своего спутника, когда тот замер на пороге таверны. Смущенный, он пробормотал извинения и как мог чинно прошел вслед за незнакомцем и уселся напротив него. В воздухе кружились, золотясь в утреннем свете, пылинки. Эв отстраненно наблюдал за ними, все пытаясь сложить в уме историю. Он даже вытащил и положил на середину стола предмет купли-продажи, надеясь, что вид заколки что-нибудь подскажет ему. Вещица была очень простой, похожей то ли на глаз степняка, то ли на изогнутый ивовый лист, из какого-то потемневшего металла, и только в середине тепло поблескивал полупрозрачный лиловый камень, пускающий блики своей отполированной чуть неровной поверхностью. 
- А мой друг сам попросит, чего ему хочется.
Мальчик снова встрепенулся - сказка только-только начала складываться в его голове, но вид ожидающего заказа хозяина харчевни отодвинул на назад начавшие сплетаться видения.
- Мне... эээ... - Эвьйо растерялся и покраснел под направленными на него взглядами. Он не знал, насколько щедр незнакомец, да и не думал, что придется самому выбирать. - Можно мне молока и большую краюху хлеба? - мальчик выдохнул свой заказ и торопливо уперся взглядом в столешницу, давая понять, что не скажет больше ни слова. Хлеб и молоко - тоже хорошо, и не слишком накладно - нежданный благодетель не сможет обвинить его в жадности.
Хозяин ушел, и Эв несмело поднял глаза на беловолосого. Тот смотрел на него и выжидающе улыбался одними уголками губ. И паренек решился.
- Эту историю рассказал мне один степняк, что приходился троюродным братом ее непосредственному участнику. Жил в степи юноша, пас скот. Племя его было мирное, кочевало со своим стадом с места на место, если гнали - уходило искать других пастбищ. Да как-то напали на их кочевье ночью девы-воины, которые и женщинами-то не считаются, пока не прольют своей рукой кровь человека. Кого положили, кого в рабство угнали. Стали скот искать - нашли. Думал тут парень, что конец его пришел, когда замахнулась на него одна оружием острым, да увидел у нее на шее на кожаном шнурке гладкий камень, схватился за него да дернул что есть силы. Девка в седле не удержалась, упала на землю, а он на ее лошадь и прочь. Гнаться за ним не стали - забрали стадо да ушли. А пастух долго скакал по степи, пока не доскакал до самого моря, а там упал, обессиленный. Чувствует - в руке что-то есть, смотрит - а это камень со шнурка девицы-воительницы. Хотел было в море зашвырнуть, да что-то удержало. Сунул он камень в кармашек на поясе, напился воды из привязанной к седлу фляги да и побрел новой жизни искать. Много откуда его гнали, пока наконец не нашел он приют на самом краю степи, там, где до этой страны рукой подать. Скотом разжиться не смог, стал по ночам границу переползать, еду воровать. Возвращается как-то с ночной вылазки, смотрит - у шалаша его костер горит. Испугался, хотел бежать, да только от костра как свистнут - конь его вздыбился, его скинул, к шалашу побежал...
Эвьйо замолчал, потому что перед ним на столе водворилась большая кружка молока и свежая, еще теплая краюха. Переведя дух, мальчишка приник к глиняному бортику, блаженно жмурясь. Молоко было густым, сладким, а хлеб приятно грел ладонь.

Эвьйо старался есть помедленнее, чтобы растянуть удовольствие, но от молока просто невозможно было оторваться, и кружка до обидного быстро опустела. Мальчишка с сомнением посмотрел на остаток краюхи - здравый смысл подсказывал сунуть его за пазуху про запас, но ведь тогда хлеб уже не будет таким мягким и теплым... Эв помучился и мысленно махнул рукой: пусть сегодня будет праздник. А там - может быть, незнакомец заплатит за заколку, и тогда он сможет купить себе еды в дорогу.
Покупатель между тем доел свой завтрак - очень аккуратно, неторопливо - и обратился к нему с вопросом.
- Прежде, чем ты продолжишь рассказывать, скажи мне свое имя. Я был невежлив, не спросив тебя сразу; верно, я невежлив и сейчас, когда прошу тебя представиться прежде, чем сделал это сам. Мое имя Паалвану, Паалвану Валенау. И... ты позволишь мне посмотреть на заколку вблизи?
- Эвьйо, - смущенно пробормотал парнишка, не привыкший к таким изысканным речам. - Да, конечно, смотрите... - он пододвинул заколку к Паалвану, а сам, пользуясь тем, что собеседник рассматривает вещицу, присмотрелся к нему. Эв убей не мог определить общественный статус и род занятий Паалвану. Оружия нет - значит, не воин. Может быть, друид? - мальчик вспомнил своего учителя. Что-то общее у них было - спокойствие, которое почти ощутимо струилось в воздухе вокруг господина Валенау, некая отрешенность и в то же время внимательный взгляд. - Или - странствующий инкогнито аристократ, решивший забавы ради пешком прогуляться по сельскому рынку? Или - ювелир? - последнее предположение показалось Эвьйо правдоподобным - уж больно чутко касались пальцы Паалвану заколки, внимательно и со знанием дела оглаживая контуры, незатейливую резьбу.
- Кхм... - Эв решил не отвлекаться и досказать свою историю - очень хотелось узнать, будет ли надбавка, да и купит ли вообще этот непонятный  человек его вещь, или решит, что она слишком проста. Мальчик не умел оценивать драгоценности, но тот, с кого он ее снял, не производил ощущение богатого и знатного человека - скорее средней руки купец, решивший принарядиться в честь визита в столицу. А раз те, кто его убили, заколку не сняли - может, она и вовсе ничего не стоит?
Парень постарался отмахнуться от безрадостных мыслей и жутковатых воспоминаний, и снова заговорил.
- Подошел пастух к своему шалашу - видит, сидит там, у костра, ноги скрестивши, та самая воительница, у которой он камень сорвал. Новый конь ее неподалеку пасется. "Отдай, - говорит девица, - мой камень, дороже нет у меня. Отдай добром, а не то силой возьму." Степняку и страшно стало, и в жар бросило: до чего девка хороша! "Хоть меня убей, хоть все здесь сожги, а не найдешь камня, - отвечает. - А послужи мне пять лет, еду для меня добывай, постель согревай, хозяйство веди - тогда отдам тебе камень". Вскинулась степнячка, вскочила, глаза как уголья горят, рот сам кривится - вот-вот бросит-выкрикнет проклятье. Хотел уже пастух на попятную, да тут обмякли плечи у гостьи незванной, опустила голову. "Буду, говорит, тебе служить пять лет, но если не отдашь камень - страшной смертью умрешь". Так и начали они жить вдвоем. Степняку больше воровать не приходилось - все за него дева делала: летала по степи, путников одиноких грабила, коз стреляла, огороды чужие разоряла. Скоро смог он даже стадо небольшое завести, остепенился, шалаш большой построил, шкурами обтянул. Да только прознали воины нашей страны, что на окраине степи кто-то хозяйства разоряет, отправили отряд, нашли степняка и воительницу. Вздумала она стрелять, чтоб чужих к дому не подпустить - ну и они в ответ. И ни одна стрела мимо не прошла. Подъехали, окружили пастуха, хотели на суд вести, да взмолился он: "Не трогайте, заплачу я за себя выкуп, за себя и все покраденное - есть сокровище у меня спрятанное!" Побежал, принес камень фиолетовый, с шеи девы сорванный. Тут та голову подняла, увидела, что у него камень, вскрикнула страшно да из последних сил пустила стрелу в спину пастуха. Едва не убила - долго болел потом, все рана не заживала. Забрали его воины с собой, и камень его тоже. Его, как поправился, на каторжные работы, а камешек их главный с собой унес, от высокого начальства укрыл, в подушке спрятал. И снились ему той ночью такие странные сны, что наутро побежал он и продал камень первому попавшемся ювелиру. Да только ни у кого сокровище степнячки подолгу не задерживалось - чудилось людям, будто смотрят на них, жаждут камень отнять, будто душа воительницы за ним следом идет. Я сам, правда, ничего такого не чувствовал... - мальчишка немного напряженно улыбнулся и торопливо сунул в рот шарик, скатанный за время рассказа из хлебного мякиша. - Но, видно, правда оно, раз и от меня эта вещь уплывает. Может, у вас задержится... - Эвьйо посмотрел на Паалвану с надеждой, и тут же сам себя выругал: мол, держаться надо гордо, бесценную вещь продаешь, а не просить глазами: "дяденька, купииите...". Но он робел перед этим вежливым взрослым больше, чем перед грубыми крестьянами, гонявшими его подальше от своих огородов, и хотел скорее покончить с неприятной процедурой торговли.

- Не задержится она и у меня, Эвьйо.
По тому, как сухо прозвучали эти слова, мальчик понял - в его историю не поверили и сердятся. Эв упрямо сжал губы, готовые задрожать. Ему вдруг стало ужасно грустно и одиноко - одному в этой чужой стране, без денег, без еды и гарантированного ночлега, без единого близкого человека. Сестра... Где же ты, сестра... - мальчишка зажмурился, а потом открыл зеленые глаза и яростно зыркнул на незнакомца. Нет, уже знакомца. господина Валенау, которому точно не приходилось ночевать в полуразрушенных сараях и голодать днями...
- Я заплачу тебе. Но сначала, если не прочь, расскажи мне ещё одну историю, и пусть в ней не будет выдумки: о себе. Только если захочешь; в противном случае я отдам тебе деньги и отпущу восвояси. Хорошо? И никакой лжи. Я едва ли способен на жалость, а вот прогневаться на обманщика могу.
Больше всего ему хотелось схватить свою заколку, благо она снова перекочевала из рук Паалвану на стол, и броситься прочь. Он был обижен на этого взрослого, практически в открытую назвавшего его лжецом. Но вместе с тем Эвьйо знал - чувство сытости пройдет очень быстро, и снова придется искать еду и кутаться в истончившееся грязное одеяло. И что он будет делать с этой глупой бесполезной для него вещью, заколкой мертвеца? Снова искать покупателя, выдумывать нескладные истории и чувствовать себя тараканом под такими же холодными снисходительными глазами? Нужно было остаться и завершить сделку. Эв встряхнул головой и затравлено посмотрел на собеседника.
- Зачем вам моя история? Вы же в нее тоже не поверите... - мальчик хотел бросить это в лицо собеседнику гордо, но голос сломался, и Эвьйо уронил голову на до белизны стиснутые кулаки, крепко закусив нижнюю губу, чтобы не зареветь в голос. Ему хотелось, чтобы Паалвану ушел, просто оставил деньги и ушел, и вместе с тем отчего-то хотелось, чтобы он остался - единственный человек, которого он знал по имени в этой чужой деревушке между чужих гор.
"Я едва ли способен на жалость..."
Мальчик поднял лицо и коротко зло вытер проступившие слезы.
- Я расскажу вам, господин Валенау. Но не здесь. Вы проводите меня до следующей деревни? Все равно до какой...

Паалвану то ли не заметил происходящего с Эвом, то ли сделал вид. А может быть, ему было просто глубоко безразлично. В любом случае мальчишка был благодарен ему за это - когда на твою обиду не обращают внимания, с ней легче справиться. Когда же на стол посыпались монетки, парнишка застыл, завороженно глядя на них. Он даже не рассчитывал выручить за заколку столько. Этого ему должно было хватить на неделю сытой жизни или на две недели впроголодь. И то и то было совсем неплохо.
Пока господин Валенау общался с хозяином, Эв торопливо рассовывал вырученное по карманам. Карманов было немного, и они заметно оттопырились, так что присутствие рядом взрослого стало еще более желательным - мальчик надеялся, что в присутствии Паалвану к нему никто не сунется и не отберет нежданно свалившееся богатство. Поэтому, когда светловолосый прошел мимо, позвав его с собой, Эвьйо вскочил и поспешил за мужчиной. Он мне нужен только для безопасности... Только и всего... - твердил он себе, шагая за новым знакомым, и старательно гнал от себя непрошенное, почти такое же сильное, как давешний голод, желание быть нужным этому человеку. Хоть для чего-нибудь: принести воды, дров, разжечь костер... И пусть себе молчит, смотрит своими холодными глазами или вовсе не смотрит - что Эву до того? Главное - не быть больше одному...
- Господин Валенау, - окликнул он и смешался, когда Паалвану глянул на него через плечо. Торопливо поравнялся с мужчиной, осознав, что очень сложно разговаривать с тем, кто идет сзади. Эву очень не хотелось гневить своего путника. - Мы можем ненадолго свернуть с дороги за деревней? Я спрятал там свою сумку и одеяло, а они нужны мне в пути... - мальчик смущенно опустил глаза, ожидая выговора за непредвиденную задержку. - И... Вы правда расскажете мне о себе? - Эвьйо снова перевел взгляд с пыльной дороги на беловолосого. В его глазах светилось восхищение, слегка приправленное боязнью. - Я же Вам никто...

Паалвану ответил не сразу, сперва освободившись от плаща и убрав его в сумку. Эвьйо невольно позавидовал - таким аккуратным было у нового знакомца все. А тот, закончив манипуляции с сумкой, просто пошел дальше, и уже на ходу снизошел до ответа.
- Мы можем свернуть, но я не думаю, что твои вещи нам понадобятся. Если они в таком же состоянии, что и одежда на тебе, я куплю тебе новые. Иначе распугаешь мне покупателей, лесной зверь...
Эв нахмурился и некоторое время молча шел следом, стараясь не слишком отставать. Паалвану, казалось, не торопился, но все равно мальчик едва поспевал за ним. Его не особо задело, что его назвали лесным зверем - в конце концов, он и правда вырос в лесах. Скорее Эва насторожило обещание купить ему новые вещи, да и одежду. Вот так. Ни с того ни с сего. Пареньку отчего-то вспомнилось, как в одном грязноватом городишке долговязый подросток, глава местных беспризорников, учил его выживанию на улице. "Никогда не бери подарков от незнакомцев, пацан, понял? Вот расскажу я тебе одну историю..." Эвьйо помнил, какое гадливое ощущение у него осталось от рассказа, и решил никогда ничего не брать в подарок от респектабельных господ.
- Я расскажу тебе, если захочешь. Ведь ты мне брат и сын, друг и ученик, и не имеет значения, как долго я знаю звук твоего голоса.
Мальчишка ошарашенно уставился на Паалвану. Этот взрослый умел выбить из колеи. То, что он сказал, ни в какие ворота не лезло - таких слов не говорят первому встречному. И в то же время от Эва не ускользнуло смутное недовольство в зеленых глазах, обращенных к нему. И все это никак не складывалось в целую картинку в голове юного бродяги, заставляло вертеть в уме каждую фразу, пытаться понять, что же здесь лишнее, что правда, а что - пустое?
Еще некоторое время Эвьйо шел за беловолосым, кусая губы и раздумывая, не дать ли деру прямо сейчас, а потом решился и забежал вперед, останавливаясь перед Паалвану.
- Господин Валенау, - мальчик заставил себя смотреть прямо в глаза мужчине. - Я благодарю вас за щедрость, но я хочу все-таки забрать свои вещи. Они в таком же состоянии, но они - мои. Если мы не расстанемся в ближайшей деревне - я приму ваше предложение. Мне самому новая одежда ни к чему - эта еще довольно крепкая, но если это будет вредить вашему делу - я сменю ее. Только давайте договоримся сразу, что я буду вам за это должен? Я могу работать, могу нести за вами сумку, могу выполнять поручения, если это честный труд. Но вот подарок я принять не могу, действительно не могу. - Эвьйо глядел с отчаянным упрямством, готовый выдержать гнев своего спутника, но отстоять собственное право на независимость.

Эвьйо стоило большого морального усилия не втянуть голову в плечи за те несколько мгновений, что прошли между его словами и реакцией Валенау. За долгий путь от родных лесов до Междугорья он так и не выучился не бояться всех вокруг. Мир был велик и враждебен, и Эв отчаянно надеялся встретить кого-нибудь, в чьем дружелюбии можно быть уверенным. Такие люди попадались ему, но их было мало, и каждый раз ему было невыносимо грустно уходить от них или смотреть, как они уходят от него. Надеялся ли он, что новый знакомый станет таким человеком и вопреки всему останется с ним? Мальчик не мог на это ответить. Но когда глаза Паалвану вдруг потеплели в ответ на его упрямую дерзость, Эвьйо почувствовал, как едва заметно ослабла натянутая до звона внутри него струна.
- За всякую помощь следует своя плата, и твоя будет легкой, потому что мне будет по душе не столько работник, сколько собеседник. Мы заберем твои вещи, если они тебе дороги; а завтра и, быть может, послезавтра, мы будем торговать украшениями на рынке в соседней деревне. Но смотри мне! Не вздумай принести убыток.
Мальчишка с готовностью кивнул и тоже сдержанно улыбнулся в ответ - скорее в силу стеснительности, чем нарочно.
- Так вы торговец украшениями? - живо поинтересовался он, идя рядом с Валенау. Теперь это не составляло труда, поскольку мужчина намеренно сбавлял шаг. - Понятно, почему вы заинтересовались заколкой... Вы делаете их сами, или покупаете, а потом продаете? И - вам придется научить меня, если не хотите убытка. Кстати, вон та рощица, где я спрятал вещи... - паренек кивнул на небольшое скопление деревьев на берегу ручья.
Пока они шли к роще, Эв вертел в голове последние слова Паалвану: "Всего месяц прошел с тех пор, как меня пытались ограбить, ещё синяки со спины не сошли". Только сейчас он заметил, что торговец не носит оружия. Ну, если только не считать оружием дорожный посох.
- Разбойники вас избили, да? - сочувственно спросил он. - Я слышал, торговцам тут лучше не ходить поодиночке. Знаете, я немного стреляю из лука, и если нам удастся его раздобыть - я мог бы защищать вас... ну или хотя бы показывать, что мы не безоружны... - Эвьйо смущенно отвел глаза, подумав, что зря так опрометчиво хвастается. На деле он вряд ли сумел бы послать стрелу в человека.

- Я лишь изредка перепродаю вещи; гораздо чаще покупаю камни и работаю с ними сам. Я научу тебя...
- Правда? - Эвьйо спросил это скорее автоматически, на ходу раздумывая, хочет ли он заниматься обработкой камней. Прежде он никогда не рассматривал эту сферу деятельности как возможную - для создания украшений, которые можно продать, требовалось много умений, которыми он не обладал и не рассчитывал научиться. Однако господин Валенау так легко дал обещание научить его, что мальчику поверилось: это возможно. У него тоже может получиться. Это чувство было приятным, тепло-щекочущим, и угнездилось где-то под ключицами. К тому же возможность учиться у Паалвану вроде как привязывала Эвьйо к нему, делала его учеником. Он видел подмастерий в городах, через которые ему случилось проходить. Все они относились к своим мастерам по-разному, но всех роднило одно - гордость за то, что они тоже станут мастерами и всегда смогут заработать себе на хлеб, а то и разбогатеть. Теперь, возможно, и он сможет это почувствовать.
Пока мальчик доставал из тайника латаную холщовую сумку, его спутник набрал воды из ручейка. Закончив, Эв хотел подойти, но замешкался, глядя в спину мужчине. "Ещё синяки со спины не сошли..." - прозвучали в памяти ровно сказанные слова, но юный странник вдруг почувствовал безумную злость на тех, кто напал на одинокого безоружного путника. Его мастера. "Я защищу вас, господин Валенау, - мысленно поклялся Эвьйо. - Если будет нужно - я научусь драться. И хорошо стрелять. Никто вас больше пальцем тронуть не посмеет..." И будто бы в ответ на его мысли Паалвану обернулся, и что-то неизъяснимое было в его спокойных зеленых глазах.
- Эвьйо, я едва ли имею право тебя в чем-то убеждать, но пойми, что я не ношу оружия не потому, что не владею им. Я не хочу им пользоваться. Ни при каких обстоятельствах. Разбойники не избивали меня - если быть честным, то это я их бил - не мечом, а палкой. Только сперва меня ударили по спине, хотя, думаю, целились в голову.  Я не знаю, смогу ли я объяснить тебе, что значит это непреодолимое отвращение к причинению боли другим; слишком неприятным был мой путь осознания. Могу лишь надеяться, что когда-нибудь ты поймешь это сам - собственным умом, а не из-за того, что... - Валенау не договорил и отвернулся. Последнюю фразу он произнес уже на ходу, и мальчику пришлось торопливо догонять его. Догнав, Эв молча пошел рядом, глядя на дорогу под ногами и только на нее. Слова мастера породили в нем два противоречивых чувства: заставили устыдиться своего гневного порыва бить и, быть может, даже убивать, и в то же время принесли смутное, еще не до конца осознанное понимание уязвимости Паалвану. В этом мире все причиняли друг другу боль - так или иначе. И все, кто мог носить оружие, носили его. Это было залогом безопасности или, по крайней мере, способом предупредить: "я вооружен и буду защищаться". У Валенау не было ничего кроме палки, да и той он, по всей видимости, старался не пользоваться не по назначению. А мир был большим и опасным, и признавал только закон силы.
- И все равно я хочу лук, - упрямо пробормотал Эвьйо, для себя уже все решив. - Пригодится...

Мастер ничего не ответил на его слова - просто пошел дальше. Эвьйо постепенно начинал привыкать к этой его манере, к сдержанности и немногословию. Некоторое время они шли молча и мальчик думал о своем. С одной стороны, он хотел защитить наставника и готов был ради этого оттачивать свое умение стрелять. С другой - он не мог закрыть глаза на то, что стрелять придется в людей. От этой мысли Эва начинало мутить. Он слишком хорошо помнил тот налет кочевников на караван, к которому прибился вскоре после того, как покинул родные леса. Помнил, как дрожало древко стрелы, торчащее из глазницы человека, с которым он еще пять минут назад мирно беседовал. Он не хотел никогда больше видеть такого. А потом, когда нападение с большими потерями было отбито, его заставили помогать перевязывать раненых, и это тоже было не сладко, особенно когда нужно было сломать стрелу, чтобы ее вытащить.
- Так что же, Эвьйо, ты расскажешь мне свою историю, как обещал? - голос Паалвану выдернул юного странника из его воспоминаний.
- Угу, - кивнул Эв и потряс головой, отгоняя обрывки памяти. - Я родился в лесах на юге... - начал он и остановился, ожидая реакции мастера. Он уже узнал, что здесь к южным лесам относились с суеверным страхом - считалось, что они кишат странными и враждебными существами, заманивающими людей в ловушки. Причем фантазия людей порой рисовала такие образы, что мальчик сам содрогался и радовался, что за свои 14 лет, проведенных в лесах, ни разу ничего подобного не встретил. Однако Валенау молчал, и Эву пришлось продолжать. - У нас была большая семья, у меня было трое старших братишек и сестра. Был еще совсем старший брат, но я его не помню - он ушел служить Стражем на северные горы. - Мальчик мотнул головой в сторону синеющей вдалеке зубчатой стены. - Правда, братья не очень меня любили, а вот сестра всегда занималась со мной и заступалась за меня... Она очень хорошая, сильная и добрая... - Эвьйо тепло и мечтательно улыбнулся. - Собственно, я и пошел сюда, чтобы ее найти... - парнишка замолчал, раздумывая, насколько подробно рассказывать мастеру о своей жизни в родной деревне. Подробный рассказ подразумевал признание в том, что он не совсем такой, как другие, а Паалвану мог попросту не поверить в это, снова назвать Эва лгуном.

Убедившись, что кроме сдержанного кивка никакой реакции от Паалвану не последует, Эвьйо продолжил свой рассказ.
- С пяти лет меня начал обучать друид. Друиды - это такие колдуны, которые живут в лесах и следят, чтобы люди не наносили лесу вреда. Они помечают деревья, которые можно срубить, или, наоборот, огораживают места, куда ходить нельзя. С ними говорят духи. Конечно, у каждой деревни есть еще и собственный колдун, который, если духи прогневаются, станет договариваться с ними от имени всего селения, а в остальное время лечит и разрешает споры между жителями, но он свой, родившийся здесь же. А друиды приходят откуда-то, может быть из других селений, а может и вовсе появляются где-нибудь в чаще сразу взрослыми. Как они выбирают, кого учить, никто не знает... - тут Эв смущенно потупился, поскольку прекрасно знал, почему его взялись учить, но рассказать это мастеру был пока не готов. - У него я научился ориентироваться в лесу, определять места, облюбованные духами, и отмечать их, немного лечить местными травами и делать простые снадобья. А еще слушать. Взрослые друиды, говорят, могут даже увидеть духов, а я только слышал голоса. Сначала страшно, а потом привыкаешь, что весь лес шепчется, поет и переговаривается. Только о чем - не разобрать. У них свой язык, у деревьев - один, у ручьев - другой, у камней третий, ну и у животных и птиц тоже... Меня только учили отличать голоса настоящих животных и птиц от зверей и птиц-духов. Говорили, что потом это пригодится. Но я был в лесу всего год, потом вернулся в селение и жил дальше со всеми. Друид должен был прийти за мной еще раз, когда мне минет семь, но он не пришел... - мальчик вздохнул и некоторое время шел молча, вспоминая, как он ждал наставника и как дразнили его братья, когда тот не явился. Но он все-таки решил закончить свой рассказ, и, украдкой взглянув, слушает ли его Валенау, заговорил снова. - В семь меня начали учить стрелять из лука. У нас в селении все умеют стрелять, и мужчины, и женщины, мы живем охотой. Выращивать в лесу ничего нельзя, потому что для этого нужно вырубать деревья, а друиды этого не позволяют. Можно только есть плоды, которые отмечены как дозволенные людям. Когда я ушел из лесов, я долго привыкал к обычному хлебу... - Эвьйо улыбнулся. - Потом я жил как все, только колдун иногда занимался со мной. Не знаю, зачем я ему сдался. Может быть, он хотел сделать меня своим преемником. Это было бы здорово. Но потом ушла к Стражам сестра, и мне стало совсем трудно - братья все больше задирали меня, а мать занималась младшими и только ругалась, что я не могу за себя постоять. Я хотел уйти в леса, но в лесах могли жить только ученики друидов, да и я не сумел бы прокормиться сам. Я продержался два года, а потом сбежал и добрался досюда.
Мальчик закончил и перевел дух. Рассказывать о своем пути ему не очень хотелось - слишком много во время него было холода, голода, страха и незаслуженных обид.

Когда Эвьйо закончил рассказ, мастер Валенау еще какое-то время продолжал идти молча, чем несколько разочаровал ожидающего хоть какой-нибудь реакции мальчика, а потом сказал:
- Свернем сюда. Пора отдохнуть.
Эв молча кивнул, поправил на плече соскальзывающую сумку и последовал за Паалвану в сторону от дороги. Пробираясь через кусты, он думал о том, что с таким наставником вскоре и сам разучится разговаривать. Однако разочарование и досада его оказались преждевременными - подготовив место для обеда, мастер сам заговорил с ним о его рассказе.
- История твоей жизни оказалась значительно увлекательнее предыдущей истории. Теперь я знаю, кто ты и куда держишь путь. И могу проводить тебя до ближайшей сторожевой башни. Это займет от нескольких дней пути без задержек до недели или даже двух.
В какой-то момент мальчик отвлекся, наблюдая за руками учителя, чистящими и нарезающими еду. Несмотря на то, что по своим обычным меркам он довольно плотно позавтракал, Эв понял, что ужасно голоден. Поэтому, как только последовало предложение угощаться, он тут же отгреб себе пару кусков хлеба с сыром и несколько белых в малиновом ободке кружков редиса. Он и не помнил, когда последний раз ел что-то аккуратно нарезанное в пути - нож у него отобрали почти в самом начале его дороги. И только покончив с первым бутербродом, парнишка понял, что ему предлагали. Он растерянно замер, уперевшись взглядом в узоры на вышитом полотенце. С одной стороны, это было прекрасно, просто отлично. Ему не придется проделать путь до самых вершин высоких гор самому - с ним будет взрослый, а это уже половина безопасности. А в башне ему наверняка подскажут, где искать сестру, и этот долгий тяжелый путь наконец-то закончится. С другой - в своем воображении он уже нарисовал себе картину, как станет защитником мастеру Валенау и будет везде сопровождать его. Теперь же эта картинка рассыпалась, как карточный домик - они дойдут до Башни и их пути разойдутся. Может быть, за время дороги Паалвану и успеет его чему-то научить, но это единственное, что может сбыться из намечтанного. И от этого Эву почему-то становилось грустно. Он и сам не мог понять, отчего его тяготит мысль о расставании с этим строгим немногословным человеком, который, судя по его словам, был рад избавиться от навязавшегося спутника.
- Откуда на самом деле эта вещь?
Мальчик изподлобья взглянул на Валенау и увидел, что тот задумчиво вертит в руках его заколку.
- Я снял ее с мертвеца в одном из темных переулков столицы, - Эвьйо удивился, как легко ему дались эти слова, но собственный голос, излишне звонкий, его не порадовал, поэтому он поспешил сразу ответить и на первый вопрос, просто чтобы загладить впечатление. - Я согласен, господин Валенау, проводите меня до сторожевой башни. И - я готов вернуть вам половину денег за заколку, она и вправду не стоит столько.